ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ
В этом романе вопло¬тилась мечта писателя о гармонически прекрасном человеке. Но герой рома¬на, князь Мышкин — во¬площение мудрости и чи¬стоты, доброты и душев¬ной чуткости — попадает в общество, где царит культ денег, где нет места человечности и правде. Соприкосновение с этим миром приводит к трагическому исходу. Мышкин погибает, так и не осуществив своего стремления помочь людям, но оставляет и ясную память о себе, и чувство душевной тревоги1.«По глубине замысла, по ширине задач нравственного мира, разрабатываемых им, этот писатель стоит у нас совершенно особняком,— говорил Салтыков-Щедрин.— Он не только призна¬ет законность тех интересов, которые волнуют современное общество, но даже идет далее... Укажем хотя бы на попытку изобразить тип человека, достигшего полного нравственного и духовного равновесия, положенную в основание романа «Иди¬от»... Это, так сказать, конечная цель, в виду которой даже самые радикальные решения всех остальных вопросов, интересующих общество, кажутся лишь промежуточными станциями».
Конечная цель (справедливое устройство общества, гармони¬ческое развитие человека) представляется Щедрину единой как для Достоевского, так и для революционной демократии. «И что же? — спрашивает с горечью Щедрин.— Несмотря на лучезар¬ность подобной задачи... г. Достоевский, нимало не стесняясь, тут же сам подрывает свое дело, в-ыставляя в позорном виде людей,
И. Смоктуновский в роли князя Мышкина Перед портретом Настасьи Филипповны Рисунок А. Галеркина. 1967
которых усилия всецело обращены в ту самую сторону, в кото¬рую, по-видимому, устремляется и заветнейшая мысль автора».
«...Рядом с картинами, свидетельствующими о высокой худо¬жественной прозорливости», с лицами, «полными жизни и прав¬ды», появляются «какие-то загадочные и словно во сне мечу¬щиеся марионетки, сделанные руками, дрожащими от гнева...»
Точно подмеченная Щедриным двойственность общественной позиции Достоевского вносила мучительный разлад в его духов¬ную жизнь. Ни материальная нужда, ни чрезмерно напря¬женный труд, ни приступы неизлечимой болезни — ничто так не терзало писателя, как вечные метания в поисках истины и вечная неудовлетворенность этими поисками.
И в его сознании, и в его произведениях идет вечная борьба идей и нравственных убеждений. Писатель неотступно бился над коренными вопросами своего времени, которые были и оста¬ются поистине «вечными»,— о будущем родной страны, ее даро¬витого народа, о счастье человека и человечества... Его со¬чувствие униженным и оскорбленным доходило до невыносимого личного страдания.
«Это был очень бледный, с землистой болезненной бледно¬стью, немолодой, очень усталый или больной человек, с мрач¬ным, изнуренным лицом... Как будто каждый мускул на этом лице с впалыми щеками и широким возвышенным лбом одухотво¬рен был чувством и мыслью. И эти чувства и мысли неудержимо просились наружу, но их не пускала железная воля этого' тще¬душного и плотного в то же время, с широкими плечами, тихого и угрюмого человека. Он был весь точно замкнут на ключ... только тонкие, бескровные губы нервно подергивались, когда он гово¬рил». Так одна из современниц Достоевского рисует писателя в последние годы его жизни.
В эти годы он сближается с реакционными кругами, в част¬ности с обер-прокурором синода Победоносцевым, редактирует реакционное периодическое издание «Гражданин», полемизирует с революционно-демократическими деятелями.
Но обличение буржуазного мира — мира страданий и зла, бунт против него, неутихающая боль за униженных и оскорб¬ленных, мечта о братстве людей — все то, что делает писателя великим гуманистом, было чуждо Победоносцеву и близко рево¬люционной демократии.
«...Верую... что царство мысли и света способно водвориться У нас, в нашей России, еще скорее, может быть, чем где бы то ни было... Я не знаю, как все это будет, но это сбудется»,— мечтал Достоевский.
Писатель видит свое предназначение в том, чтобы указать человечеству выход из царства наживы, эгоизма, взаимной вражды. Но мысль его бьется в тисках неразрешимых противоречий. «Я — дитя века, дитя неверия и сомнения...— писал Достоевский еще в 1854 году.— Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем больше во мне доводов противных!»
Проникнуть в смятенную душу современного человека, понять себя и других, чтобы указать людям путь, ведущий к достижению идеала,— вот к чему стремился великий романист. Психоло¬гизм Достоевского основан на этом страстном стремлении. Он пристально изучает внутренний мир людей, живущих в ненор¬мально устроенном обществе, обнажает глубины человеческой души, заглядывая в ее самые потаенные уголки, детально изображает зигзаги, трагические заблуждения больного со¬знания.