Пантелеймон Куліш ВЗГЛЯД НА МАЛОРОССИЙСКУЮ СЛОВЕСНОСТЬ ПО СЛУЧАЮ ВЫХОДА В СВЕТ КНИГИ «НАРОДНІ ОПОВІДАННЯ МАРКА ВОВЧКА»
Много было правдоподобного в словах недальнозорких людей, которые ут¬верждали, что она (малороссийская словесность) вспыхнула и погасла с Шевчен¬ком. Но не было еще примеров в истории словесности вообще, чтобы у какого-нибудь народа явился первоклассный поэт, каким надобно признать Шевченка, не имев ни предшественников, ни преемников своего творчества. Как развитие, так и упадок словесности не совершаются без постепенности. Что малороссийская словесность развилась до общеевропейского значения, этого отвергнуть невоз¬можно, признав в Шевченко первоклассного поэта. А что она еще не падает, этому лучшим доказательством служит то, что условия, под влиянием которых развился Шевченко, остаются все те же. Яснее сказать: ничто не благоприятство¬вало появлению Шевченка в том смысле, как ми привыкли разуметь благоприят¬ствующие обстоятельства. Если же таково свойство малороссийской словесно¬сти, что она развивается как реакция неблагоприятным условиям, то её дальнейшее развитие ещё надолго обеспечено.
В подтверждение этого печального и вместе отрадного вывода самим фак¬том укажу всем посвященным в тайны южнорусского слова (не столь маловаж¬ные, как кажется с первого взгляда) на небольшую книжку рассказов из народно¬го быта, под заглавием «Народні оповідання Марка Вовчка». Счастливый случай привел меня быть издателем этих вполне самостоятельных истинно оригиналь¬ных рассказов, которым ничего подобного доселе не являлось ни в малорусской, ни в великорусской литературе. Автор, взяв какое-нибудь действительно случив¬шееся событие, рассказывает его не от своего лица, а от лица действующих лиц или свидетелей происшествия и рассказывает с таким совершенством, с такою естественностью, что многие места я сам принял за стенографию со слов мало¬российских поселян. Эти рассказы очень часто напоминают по своему тону запи¬санные мною и напечатанные в «Записках о Южной Руси» предания; но то, что записано мною, составляет отрывки, иногда красноречивые, иногда нескладные и интересные только в документальном смысле. У г. Марка Вовчка, напротив, каждый рассказ от начала до конца представляет гармоническое во всех частях и в самых мелочах художественное создание. Все у него живо, выразительно, про¬сто, как в действительности, и все связано между собой общей идеей, которой автор не высказывает, но которая сама собой выражается в каждом факте. Прелесть языка в этих рассказах дивная! Казалось, после Шевченка нечего было требовать больше от малороссийского языка, но г. Марко Вовчок рассыпал в своих рассказах такие богатства родного слова, что, я уверен, сам Шевченко придет в изумление.История появления Марка Вовчка в нашей словесности очень оригинальна. В числе материалов, доставленных мне из разных концов Малороссии для даль¬нейших томов «Записок о Южной Руси», некто, назвавший себя Марком Вовч¬ком, прислал одну тетрадку. Взглянув на нее мельком, я принял написанное в ней за стенографию с народных рассказов по моим образцам и отложил к месту до другого времени. Тетрадка лежит у меня на столе неделю и другую. Наконец я удосужился и принялся ее читать. Читаю и глазам своим не верю: у меня в руках чистое, непорочное, полное свежести художественное произведение! Было при¬слано сперва только два небольших рассказа. Я пишу к автору, я осведомляюсь, что это за повести, как они написаны. Мне отвечают, что, живя долго с народом и любя народ больше всякого другого общества, автор насмотрелся на все, что бывает в наших селах, наслушался народных рассказов, и плодом его воспомина¬ний явились эти небольшие повести. Автор трудился как этнограф, но в этногра¬фии оказался поэтом. Его глубокий человечный взгляд в самую душу изображае¬мых лиц, чувство красоты во всем божьем творений и гармонии в слове, которым выражается внутренняя жизнь человека, ставят его далеко выше списывателей с натуры, слывущих нередко в журналах поэтами. В наше время их появилось множество, и каждый из них мог бы подписать свое имя под повестью другого потому, что все смотрят на божий мир сквозь одни и те же очки.
[...] Г. Марко Вовчок... рассказывает вещи обыкновенные: о том, как сест¬ра оставила семейство родного брата и служила в наймах; о том, как казачка вышла замуж за господского человека; о том, как чумак приволокнулся за посе¬лянкою; о том, как крестьянская девочка взята была в число дворовой прислуги; о том, как откупился на волю крепостной парубок и т. п. Откуда же происходит глубокий интерес его рассказов? Отчего этих рассказов нельзя читать без слез? Тут нет ни страшных бедствий, ни великих несчастий, ни трагических катастроф. Люди живут, стареются и умирают так просто, как обыкновенно бывает в селах, и однако ж у читателя сжимается сердце и выступают слезы при многих, самых обыкновенных повседневно видимых сценах. Это не от чего другого, как от того, что эти рассказы прошли сквозь сердце автора и диктованы ему сердцем. Такою живою, не отвлеченною, не мечтательною любовью к народу не загорался у нас еще ни один писатель. Личность автора совершенно исчезает в рассказах: вы видите перед собой народ, слышите народ, знаете, как он живет, понимаете, как он чувствует. Рассказы г. Марка Вовчка по размерам невелики, но открывают перед читателем какое-то необъятное пространство; какой-то мир, который от¬части ему уже знаком, но в который еще никогда не вводили его так запросто. Многие бывали проводниками для читателя, желавшего проникнуть в хату посе¬лянина, многие показывали нам его ясно, как в действительности, но всегда мы чувствовали себя об руку с проводником и смотрели на народ более или менее его глазами. Здесь выходит иначе: перед вами открывают своеобразную жизнь со всеми ее тайнами, и едва вы переступили через порог малороссийской хаты, проводника нет, вы окружены народом, вы имеете с ним дело непосредственно, и вам так хорошо среди народа, так дружески поворачивается он к вам лицом, что вы невольно заражаетесь к нему глубокою симпатиею. В этом отношении повес¬ти г. Марка Вовчка явление столь же важное, как и в художественном. Это самая современная, самая нужная теперь книга. Мы народа не знаем, мы, не зная наро¬да, не любим его, ибо любить можно только того, кого знаешь. Г. Марко Вовчок вводит нас в познание характера и жизни народа, и в то же время он наполняет нашу душу теплотой чувства, дышащей в каждом его слове. Приветствуем его с восторгом на нашем слишком мало еще возделанном литературном поле, и мно¬го, много возлагаем на него надежд.