Франческо Петрарки
Содержание:
Введение 3
1 Становление Франческо Петрарки как личности 5
1.1. Влияние на Петрарку родителей 5
1.2. Первые шаги Петрарки на пути формирования его личностной индивидуальности 5
2 Условные периоды в жизни и творчестве Франческо Петрарки 7
2.1. Первый период 7
2.2. Второй период 8
2.3. Третий период 11
Заключение 16
Использованная литература 17
Введение
Слабость и неразвитость абсолютизма в го¬родах-государствах Италии сделали возможным здесь длительный расцвет гуманизма и обеспечили ренессансной культуре три века жизни. Тирании и олигар¬хии XIV столетия отрывали новую, светскую интеллиген¬цию от народных масс, но вместе с тем они обособляли ее и от средневекового бюргерства, не будучи в то же время достаточно сильными, чтобы подчинить только что родившуюся личность «высшим интересам» враждебного ей государства. Даже в условиях разнузданного террора различных Висконти, Каррари и Малатеста итальянским гуманистам XIV—XV вв. удавалось сохранять большую внутреннюю независимость и высту¬пать в качестве подлинных выразителей национальных и антифеодальных стремлений всего итальянского народа.
Наиболее благоприятные условия для развития новой гуманистической культуры сложились в XIV веке во Фло¬ренции, где новая литература могла опираться на прочные завоевания городской культуры позднего средневековья и где формы общественной жизни, даже после превра¬щения Флоренции в типичный город-государство, давали возможность для непосредственных контактов между пи¬сателем и народом. Большинство крупнейших итальян¬ских писателей и художников XIV—XV веков были фло¬рентийцами.
Но преувеличивать демократичность строя Флоренции и, противопоставляя его всем осталь¬ным государствам Италии эпохи Возрождения, рас¬сматривать ренессансный гуманизм как явление по пре-имуществу флорентийское было бы совершенно неверно.
Даже во Флоренции, которая в XIV веке оставалась самым передовым городом Италии, периодически отменяемые, возрождаемые и реформируемые «Установления пра¬восудия» не могли скрыть огромных внутренних проти-воречий, с самого начала раздиравших литературу италь¬янского Ренессанса. Так же как во всех других городах-го¬сударствах Италии, во Флоренции развитие гуманной, обогащенной самосознанием личности и параллельное раз¬литие личной неволи указывало, что первое в известной мере совершилось за счет и силами второго, что одни освобождались для себя, перенося иго труда на чужие плечи.
В отличие от Данте и Боккаччо жизнь и творчество Петрарки не были непосредственно связаны с Флорен¬цией. Впрочем, даже Данте и Боккаччо были порождены не одной лишь атмосферой того города, в котором они родились. Пред¬ставление о «трех флорентийских венцах» достаточно ус¬ловно. Так называли их ближайшие совре¬менники, и называют сейчас, забывая, что Данте, самый муниципальный из трех по воспитанию и симпа¬тиям, провел треть жизни изгнанником.., а Боккаччо сло¬жился поэтом и гуманистом при неаполитанском дворе и поздно вжился в демократические интересы Флорен¬ции.
Творчество Петрарки было еще менее локальным. Оно отражало наиболее общие исторические противоречия, ха¬рактерные для Италии в целом. Именно это определило ведущую роль Петрарки в формирова¬нии новой, национальной культуры итальянского Возрож¬дения. Его поэзия и мысль не просто отражали идеоло¬гические, политические и социальные противоречия италь¬янского XIV века: они были также идейно-эстетической формой их преодоления. В мировоззрении и поэзии Пет¬рарки переход от средневековья к Ренессансу, наметив¬шийся в творчестве Данте и юного Боккаччо, в основном уже завершен. Петрарка стал первым великим ученым-гуманистом, и именно поэтому он оказался первым великим лириком итальянского Возрождения. Кроме того,— и это не менее существенно — он стал первой ярко вы¬раженной личностью, первым цветком индивидуализма. В небогатой внешними событиями жизни Франческо Пет¬рарки получил реальное воплощение не только тип нового писателя, но и новый тип взаимоотношений между интеллигентом и обществом.О своей жизни Петрарка рассказал в исповеди «Тай¬на», в многочисленных письмах и в специальной, но, к со¬жалению, незаконченной автобиографии, адресованной потомкам. То, что он рассказывал о себе, не всегда было исторически точно. Но сами его неточности, как правило, показательны. Строя свой автобиографический образ, Пет¬рарка сознательно типизировал в нем черты нового и в чем-то, с точки зрения XIV столетия, идеального чело¬века первой поры европейского Возрождения.
Франческо Петрарка стал настоящим основателем гуманизма и ренессансной литературы. Он развивал гуманистические идеи в стихотворениях (в 1341 г. был увенчан в Риме лавровым венком как самый выдающийся поэт Италии), в латинских прозаических произведениях, многочисленных письмах. Одним из центральных в этике Петрарки было понятие "гуманитас" (от латинского gumanitas – человеческая природа, духовная культура). Оно стало основой построения новой культуры, которая дала сильный толчок развитию гуманитарных знаний (особенно этики), отсюда и термин "гуманизм" (с XIX в.). Петрарка бросил вызов схоластике, он критиковал её структуру, недостаточное внимание проблеме человека. Петраркой первым в главных чертах была начерчена программа становления новой культуры.
1 Становление Франческо Петрарки как личности
1.1 Влияние на Петрарку родителей
Франческо Петрарка родился ранним утром 20 июля 1304 года в тосканском городе Ареццо. Предки его не отличались знатностью. Они жили в маленьком селении Инчиза, расположенном километрах в тридцати от Флоренции. Фамилии у них не было. И отца, и деда, и пра¬деда поэта звали только по имени, иногда, в особо торже¬ственных случаях, прибавляя к нему отчество. Так было принято в итальянских деревушках и городах. Отца Франческо величали Пьетро ди Паренцо ди Гардзо. Но чаще его звали просто Пстракко или Петракколо.
Подобно своему отцу, Паренцо, и деду, Гардзо, Петрак-ко исполнял должность нотариуса. Поэтому к его имени добавляли словечко «сер». Он перебрался во Флоренцию и сделал неплохую карьеру. В конце XIII столетия, особен¬но после принятия в 93-м году «Установлений право¬судия», поставивших дворян вне закона, отсутствие знат¬ной родни только облегчало жизнь. Отец Франческо раз¬богател и заседал в коллегии приоров в ту пору, когда Флоренцией правили белые гвельфы. Он дружил с Данте. По словам Франческо Петрарки, их сближало большое сходство характеров, научных интересов и политических убеждений.
Постоянное воздействие оказывала на внутренний мир пяти-шестилетнего мальчи¬ка его мать. К сожалению, о ней мало что извест¬но. У нее было редкое имя — ее звали Элетта, и она была необыкновенная женщина. Петрарка ее очень любил. Незадолго до смерти он скажет, что его мать была луч¬шей из матерей. Годы, проведенные подле нее, Петрарка считал лучшими в своей жизни. Детство у него было прекрасное и радостное. Если правда, что детские впечатления остав¬ляют неизгладимый след в духовном облике человека, формируя и в какой-то степени предопределяя его дальнейший характер, то человечество обязано монне Элетте Каниджани не меньше, чем мистической Беатриче.
1.2 Первые шаги Петрарки на пути формирования его личностной индивидуальности
Петрарка рано научился ценить умиротворяющую кра¬соту природы. Но произошло это не столько потому, что он с детства близко соприкасался с нею, сколько благо¬даря всем тем условиям, в которых проходило формирова¬ние его личности и складывалось его мироощущение,
В XIV веке в Авиньоне, в который переехал писатель в 1312 году, сталкивались и причудливо переплетались самые различные культуры — итальянская, французская, провансальская, фламандская, германская. В отличие от Данте Петрарка сразу же оказался выби¬тым из той жесткой системы сословных, цеховых, кор¬поративных и партийных связей, которые не только дава¬ли гражданское содержание общественному сознанию по¬литически полноправного члена средневековой коммуны, но и создавали серьезную преграду для дальнейшего раз¬вития этого сознания. Флоренция никогда по-настоящему не воспринималась Петраркой как родина. Но ею не был для него и космополитический Авиньон. Отечеством для Петрарки постепенно становилась Италия. На об¬ломках муниципального патриотизма и средневековой пар¬тийности мало-помалу вырастало индивидуалистическое и вместе с тем национальное сознание. Это были две сто¬роны одного и того же процесса.Формулируя свой жизненный идеал, Петрарка говорил: «Не терпеть нужды и не иметь излишка, не командовать другими и не быть в подчинении,— вот моя цель». Цели этой он достиг. Подводя жизненные итоги, Пет¬рарка скажет не без гордости: «Величайшие венценосцы моего времени любили и чтили меня, а почему — не знаю, сами то ведали; и с некоторыми из них я держал себя почти так, как они со мною, вследствие чего их высо¬кое положение доставляло мне только многие удобства, но ни малейшей докуки. Однако от многих из их числа я удалился; столь сильная была мне врождена любовь к свободе, что я всеми силами избегал тех, чье даже одно имя казалось мне противным этой свободе».
Говоря о свободе, Петрарка почти всегда имел в виду свободу внутреннюю, интеллектуальную, аб¬страгированную от свободы народных масс. На это ему указывали уже некоторые из его современников. Гумани¬стический идеал внутренней свободы, культивируемый Петраркой и унаследованный от него многими поколе¬ниями европейской интеллигенции, с самого начала был явно недостаточен, половинчат и противоречив. Он воз¬ник как одно из следствий политического крушения ком¬мун и искусственного ограничения сверху общественной активности как «жирного», так и «тощего» народа. Но лишать петрарковскую концепцию свободы всякого об¬щественно-политического содержания и сводить граждан¬ские мотивы в его творчестве к одной лишь условно-литературной риторике, как это делали романтики и до сих пор делают некоторые буржуазные ученые, было бы явно не исторично. Не следует забывать о том, что на заре европейского Возрождения индивидуалистическая защита идеала внутренней свободы была одним из существенных проявлений освободительных тенденций ренессансного гу-манизма. В исторических условиях Треченто и даже Кватроченто она органически перерастала в защиту человека, человечности и новой культуры от догматизма и автори¬тарных форм средневекового, религиозного мышления, в защиту humanitas от феодальной feritas.
Большая духовная независимость, столь резко отличаю¬щая Франческо Петрарку от средневекового писателя, не просто характеризовала его как определенную человече¬скую индивидуальность, она была одной из основных пред¬посылок для возникновения тех исторически новых, ин¬дивидуалистических оценок человека, природы и общест¬ва, которые с середины XIV века станут определять со¬бой всю гуманистическую культуру европейского Возрож¬дения.
2 Условные периоды в жизни и творчестве Франческо Петрарки
2.1 Первый период
Первый период (1318—1333) — это годы учения. Самое раннее из дошедших до нас стихотворение Петрарки от¬носится к 1318—1319 годам. Это написанный латински¬ми гекзаметрами «Панегирик покойной матери». В нем 38 строк, потому что, когда Элетта Каниджани умерла, ей было тридцать восемь лет. Первое стихотворение Пет¬рарки было клятвой матери в вечной памяти и вечной любви: Vivemus pariter, pariter memorabimur ambo.
В «Панегирике» подкупает искренность чувства и бро¬сается в глаза превосходное знание древнеримских пи¬сателей.
Однако в 20-е годы гораздо больше, чем Цицерон и Вергилий, Петрарку занимали современные поэты на народном языке. В Монпелье он познакомился с лирикой провансальских трубадуров, в Болонье — с поэзией нового сладостного стиля. «Божественной Комедии» юный Пет¬рарка сторонился, по Данте-лирик оказал па него серьез¬ное влияние, хотя, бесспорно, не такое сильное, как Чино да Пистойа. Потом Петрарка будет всячески подчеркивать только свой разрыв со всей средневековой, а следовательно, и предвозрожденческой литературой, но в первый период сво¬его творчества он старался понять, что его с ней свя¬зывало.
Когда появляется под¬линно большой поэт-новатор, Петрарка чаще всего не продол¬жает классику своих непосредственных предшественни¬ков, а создает собственные, новые классические формы, используя для этого опыт и формальные достижения бо¬ковых, «неклассических» линий в развитии поэзии.
Молодой Петрарка не восприни¬мал и не мог уже воспринимать жизнь в формах той культуры, в какой воспринимали ее Кавальканти и Данте, он стремился не к канонизации и формализации создан¬ных ими норм языка и стиля, а к их реформе. Он хо¬тел не подражать, а творить. В это время ему казалось, что не античная, но сравнительно недавно родившаяся поэзия па народном языке «представляет наибольшие воз¬можности для дальнейшего совершенствования и разви¬тия». Он уже тогда задумал «грандиозный труд», мечтая противопоставить его «Ко¬медии».Все свои письма и большую часть стихотворений, на¬писанных им до 1333 года, Петрарка уничтожил. В то время как итальянцы выходили из провансальных перепевов к созданию стро¬гой, несколько богослужебной поэзии любви, Петрарка, выброшенный в международную среду Авиньона, вышел из тех же начал, не углубляя их идейного содержания, но изощряя их форму и художественный анализ; это определяет его отношение к «новому стилю». То же международное воспитание, вдали от муниципальных интере¬сов и гражданских усобиц Италии, дало ему возмож¬ность заглянуть, поверх ее городской борьбы и принци¬пов империи и папства, в абстрактную «Italia mia», взлелеянную не тревожной, живой действительностью, а восторженным чтением римских писателей. К философ¬ски-поэтическому синтезу «нового стиля» Петрарка не был готов, но сам он выходил к чему-то подобному в неясной работе самосознания.
2.2 Второй период
Второй период в жизни и творчестве Петрарки (1333— 1353) — это период творческой зрелости. В это время окончательно складывается его мировоззрение и создают¬ся основные литературные произведения на латинском языке: героическая поэма «Africa» (1339—1341), историко-биографическое сочинение «De viris illustribus» («О знаменитых людях», 1338—1358), «Epystole metri-се» («Стихотворные послания», 1350—1352), двенадцать эклог «Bucolicum carmen» («Буколическая песнь», 1346—1348), диалогизированная исповедь «Secretum» («Моя тайна», 1342—1343), трактаты «De vita solita-ria» («Об уединенной жизни», 1346) и «De olio reli-gioso» («0 монашеском досуге», 1347), неоконченное ис¬торическое сочинение «Rerura memorandarum libri» («0 достопамятных вещах и событиях», 1343—1345) и полеми¬ческое сочинение, направленное на защиту поэзии от нападок со стороны представителей «механических ис¬кусств»,— Invectivarum contra medicum libri IV» («Ин¬вектива против врача в четырех книгах», 1352 —1353).
Несмотря на то, что Петрарка никогда не переставал писать на народном языке (ко второму периоду относится большая часть стихотворений, вошедших впоследствии в «Книгу песен»), после 1333 года он начал отдавать ре¬шительное предпочтение классической латыни перед volgare и именно латинский язык стал считать языком по¬вой итальянской науки и литературы.
Это свидетельствовало о существенных исторических изменениях, происшедших не только в творчестве самого Петрарки, но и во всей культуре Треченто и даже в со¬циальной структуре средневекового общества. Если в те-чение XIII века латинский язык в Италии был постепенно сведен до специализированного, «профессионально¬го» языка схоластики и богословия, а народный язык за счет этого расширил сферу своего действия, сделав¬шись языком не только поэзии, но и всей городской культуры позднего средневековья, то с Петрарки в Ита¬лии начинается как бы прямо противоположный процесс. Демократизация культуры свертывается или, вернее, об¬лекается в иные исторические формы, чем это было во времена Данте. Латинский язык сно¬ва оттесняет народный язык к границам простонародно¬сти и оказывается универсальным языком нового образо¬ванного общества. Это свидетельствует о том, что в XIVвеке круг светской интеллигенции в Италии как количественно, так и социально значительно расширился. Но, с другой стороны, это же указывает на глубокие внутренние противоречия новой культуры.
Создавая в борьбе с теологией и схоластикой новую национальную литературу Италии, гуманистическая ин¬теллигенция в то же время пыталась даже с помощью языка отгородиться от «непросвещенной черни».
Второй период в жизни и творчестве Петрарки начался с годов странствий. В 1333 году Петрарка совершил большое путешествие по Северной Франции, Фландрии и Германии. Это было первое путешествие нового челове-ка. В отличие от средневековых паломников к святым местам и флорентийских купцов, которые ездили по де¬лам своих фирм, Петрарка, разъезжая по Европе, не преследовал никакой практической цели. Им двигала лишь охота к перемене мест и неутолимая жажда знаний. Он путешевствовал, прежде всего во имя своего воспитания и развития собственной личности. Для XIV века это было еще достаточно необычно, и харак¬терно, что Петрарка это сознавал. Потом в «Письме к потомкам» он скажет: «В то время обуяла меня юно¬шеская страсть объехать Францию и Германию, и хотя я выставлял иные причины, чтобы оправдать свой отъезд в глазах моих покровителей, но истинною причиной было страстное желание видеть многое (multa videndi ardor ас studium)».
Переезжая из страны в страну, молодой поэт с жад¬ным и радостным любопытством вглядывался в окружаю¬щий его мир, и именно потому, что он смотрел на него глазами внутренне свободного человека, мир этот откры¬вался перед ним в таком своем реальном богатстве и в такой красоте, какой для средневекового человека, особенно го¬рожанина, по-видимому, еще просто не существовало.Относящиеся к этому времени письма свидетельствуют не только о зоркости и необычайной наблюдательности молодого Петрарки, но и о его зреющем умении по-новому, очень реалистически изображать людей, города, исторические памятники, достопримечательности и ланд¬шафты. В годы странствий Петрарка как бы заново открыл эстетическую и духовную ценность природы для внутреннего мира нового человека, и с этого времени природа входит в этот мир, а следовательно, и в мир повой европейской поэзии как ее неотъемлемая и очень важная часть.
Петрарку воспитывала сама действительность. Но по-новому воспринимать ее ему помогали старые поэты. Он читал их постоянно, все время совершенствуя свою фило¬логическую культуру.
Путешествуя по Европе, Петрарка устанавливал лич¬ные контакты с учеными, обследовал монастырские биб¬лиотеки в поисках забытых рукописей античных авторов и изучал памятники былого величия Рима. В Париже он сблизился с Дионисием (Диониджи) да Сан Сеполькро, ученым монахом, богословом, астрологом и комментатором Валерия Максима, Овидия, Вергилия, Сенеки и Аристо¬теля. Дионисий подарил ему «Исповедь» блаженного Ав-густина. В это время Августин был для молодого Пет¬рарки не столько богословом и одним из отцов церкви, сколько древним писателем, превосходным стилистом, от¬личающимся «римским красноречием». В сознании мо¬лодого поэта он занял место рядом с Вергилием и Ци¬цероном и существенно помог формированию его гума¬нистического мировоззрения. Автор «Исповеди» открыл перед Петраркой богатство внутренней жизни человека и научил его тонкостям психологического анализа.
Самым важным художественны открытием Петрарки стало крупнейшее открытие эпохи, то есть "открытие человека". Оно было сделано в годы странствий. Во всяком случае, тогда оно было окончательно осознано.
Вся деятельность Петрарки во второй период его жиз¬ни и творчества была направлена на то, чтобы помочь Риму, т. е. народу Италии, познать самого себя, познавая свое великое прошлое. Как все гуманисты Возрожде¬ния, он исходил из представления об исторической неиз¬менности человеческой «природы». Петрарка полагал, что, для того чтобы современные ему «воры и бандиты» ста¬ли опять Брутами и Сципионами, им надо лишь напом¬нить о том, что они были когда-то Брутами и Сципиона¬ми. Это типично ренессансная идея. Именно она легла в основу «Африки», «О знаменитых людях» и других ла-тинских произведений Петрарки второго периода. Петрарковский классицизм был одним из проявлении нового, национального сознания первого великого гума¬ниста европейского Возрождения.
Он был определенным образом свя¬зан с народной традицией и тоже представлял собой поиски основ нового итальянского государства.
Поиски эти далеко не всегда облекались у Петрарки в четкие политические формы. Его общественно-политиче¬ские идеалы смутны, противоречивы и утопичны. Про¬тивопоставление «мягкости» и «мечтательности» Петрар¬ки политической страстности и энергии Данте давно уже сделалось одним из общих мест западноевропейского ли¬тературоведения. Но, как почти всякое общее место, оно основано на предрассудке. Петрарка противостоял Данте только в той мере, в какой писатель-интеллигент нового времени противостоял в XIV веке средневековому поли¬тику-профессионалу. Петрарка, как мы видели, сознатель¬но выделил себя из общественного коллектива города-коммуны.
Он судил об окружающем его феодально-сословном ми¬ре со стороны, из тиши своего кабинета — с высоты тех новых идеалов, которые возникли у него в процессе духов¬ного общения с древними поэтами и философами. Отсю¬да многие иллюзии Петрарки. Отсюда же и та идеали¬зация абстрактного «народа», которая надолго станет од¬ной из примечательных черт европейской интеллигенции. Но усматривать в политических воззрениях Петрарки главным образом анахронистическое и чисто кабинетное («археологическое») почитание античного Рима и гово¬рить, как это делали, например, Луиджи Руссо, что всю свою жизнь основоположник ренессансного гуманизма «защищал только двойной идеал — Геликона и Мужского монастыря», было бы неверно. Подобно всем великим деятелям Возрождения, Петрарка не был «кабинетным ученым» даже тогда, когда часами просиживал над ма¬нускриптами.
Вопросы политики и общественного устройства не могли не интересовать его по одному тому, что он был гумани¬стом, т. е. писателем, взглянувшим новыми глазами на окружающую его землю и по-новому оценившим ее ре¬альность.Переход от мысли трансцендентной к мысли имманент¬ной, вызвав известный разрыв Петрарки с религиозно-по¬литическими воззрениями современного ему «простонаро¬дья», «черни», в то же время дал ему возможность су¬дить не только о национальных стремлениях итальянского народа, но и о его материальных, экономических нуждах значительно более здраво и реалистично, чем это дела¬ли почти все его средневековые предшественники. Пет¬рарка отделял внутреннюю свободу художника от полити¬ческого освобождения вскормившего его народа значи¬тельно менее резко, чем это станут делать его продолжа¬тели. Политика тоже входила в его поэтику. Мы уже го¬ворили о том, что 8 апреля 1341 года Петрарка поднялся на Капитолий и потому, что ему важно было, чтобы имен¬но народ Рима признал его своим первым историком и поэтом.
2.3 Третий период
В 50-60-е годы окончательно формируется тот комплекс идей, который можно назвать гуманистической философией Петрарки.
В мае 1353 года Петрарка переехал через Альпы. С высоты перевала перед ним открылась родина. Он приветствовал ее восторженно и взволнованно:
Здравствуй, священный край, любимый господом, здравствуй,
Край — для добрых оплот и гроза для злых и надменных,
Край, благородством своим благородные страны затмивший,
Край, где земля, плодоноснее всех и отрадней для взора,
Морем омытый двойным, знаменитыми славный горами,
Дом, почтенный от всех, где и меч, и закон, и святые
Музы живут сообща, изобильный мужами и златом,
Край, где являли всегда природа вкупе с искусством
Высшую милость, тебя соделав наставником мира.
Жадно я ныне стремлюсь к тебе после долгой разлуки,
Житель твой навсегда, ибо ты даруешь отрадный
Жизни усталой приют, ты дашь и землю, которой
Тело засыплют мое. На тебя, о Италия, снова,
Радости полный, смотрю с высоты лесистой Гибенны.
Мгла облаков позади, лица коснулось дыханье
Ясного неба, и вновь потоком ласковым воздух
Принял меня. Узнаю и приветствую землю родную:
Здравствуй, вселенной краса, отчизна славная, здравствуй!
(Epystole. Перевод С. Ошерова)
В жизни и творчестве Франческо Петрарки начинался третий, последний период. Его можно назвать итальян¬ским.
Гуманистический индивидуализм ренессансного мышления Петрарки неизбежно приходил в противоречие с нормативностью классицистской поэтики и требовал её преодоления. Это стало делом следующего этапа в его творчестве.
В 1351 году флорентинская коммуна отправила к Пет¬рарке Джованни Боккаччо с официальным посланием. Петрарку приглашали вернуться в город, из которого бы¬ли изгнаны его родители, и возглавить универси¬тетскую кафедру, специально для него созданную. В по¬слании, которое привез Боккаччо, сообщалось также, что правительство Флоренции готово вернуть поэту имущест¬во, некогда конфискованное у его отца. Это был беспре¬цедентный акт. С того времени, как Данте умер в изг¬нании, прошло всего тридцать лет, но за эти тридцать лет началась новая эра. Правительству Флоренции хо¬телось быть на уровне времени.
Петрарка сделал вид, что польщен. Отвечая флорен¬тийскому правительству, он писал: «Я поражен тем, что в наш век, который мы считали столь обездоленным вся¬ким благом, нашлось так много людей, одушевленных лю¬бовью к народной или, лучше сказать, общественной сво¬боде». Тем не менее, вернувшись в 1353 го¬ду в Италию, Петрарка, к вящему негодованию своих дру-зей и больше всего Боккаччо, поселился не в демократиче¬ской Флоренции, а в Милане, которым в то время деспо¬тически правил архиепископ Джованни Висконти. Это был самый могущественный из тогдашних итальянских госу-дарей и самый страшный враг флорентинцев. Оказалось, что Петрарка понимал свободу совсем не так, как ее по¬нимало большинство его современников.
Пребывание Петрарки B Милане казалось настолько противоречащим его прославлениям республиканских доб¬родетелей древних римлян, что поэту пришлось защи¬щаться от обвинения в измене собственным принципам и в приспособленчестве. Он сделал это в «Письмах» и в специальном сочинении «Invectiva contra quendam magni status hominem sed nullius scientie aut virtutis) («Инвектива против некоего лица, значительного по свое¬му общественному положению, но ничтожному по зна¬ниям и добродетели»,1355).
Петрарка, как всегда, уверял, будто истинная свобода - это свобода творчества, что никогда не было человека внутренне независимее его, и что он принял приглашение Джованни Висконти «только на том условии, что его сво-бода и покой останутся неприкосновенными».
Он говорил, что поселиться в Милане его заставила преж¬де всего «человечность» архиепископа, и, оправдываясь перед Боккаччо, горько упрекавшего его за дружбу с Висконти, напоминал тому какой-то их давний разговор, во время которого оба они порешили, что «при нынешнем положении дел в Италии и в Европе Милан — самое подходящее и самое спокойное место» для Петрарки и для его литературных занятий.Так Петрарка объяснялся с друзьями. В «Инвективе» же, адресатом которой был авиньонский кардинал Жан де Карамен, он не столько защищался, сколько нападал, противопоставляя внутреннюю свободу интеллигента, по-зволявшую Платону сотрудничать с Дионисием, а Сократу уживаться с тридцатью тиранами, мерзостному сервилиз¬му высшего духовенства, продажности и беззастенчивому карьеризму, царящим в папской курии. Говоря о своих взаимоотношениях с Висконти, самодержавно правивши¬ми Миланом, Петрарка утверждал: «Я живу с ними, но не под ними, на их территории, но не в их доме. Из обще¬ния с ними я извлекаю лишь удобства и пользуюсь по¬честями, которыми они меня постоянно осыпают, насколь¬ко я это допускаю. Давать советы, вести их дела, рас¬поряжаться финансами — все это они предоставляют дру¬гим, для сего рожденным, мне же не оставлено ничего иного, кроме покоя, тишины, безопасности и свободы; об этом я должен думать, в этом мои обязанности. И в то время, как другие с раннего утра бегут во дворец, я от-правляюсь в лес и пребываю в обычном для меня оди¬ночестве».
Впрочем, то, что Джованни Висконти — тиран и что в Милане отсутствовали политические свободы, Петрарка не отрицал. Но где они есть, не без горечи спрашивал он: «Повсюду — рабство, тюрьмы, цепи». «На земле нет места, где не существовало бы тирании, и когда тебе представляется, будто ты избежал тирании одного человека, ты попадаешь под иго тирании многих».
Относительно свободы, существовавшей там, где правил «жирный народ», Петрарка не строил ни малейших ил¬люзий. Тут его убеждения отличались завидным постоян¬ством и прочностью. Тем не менее тирания оставалась тиранией. Выбрав, как ему казалось, из двух зол меньшее, Петрарка не на¬чал считать это зло добром. В письмах к друзьям он бодрился и пытался прикрыть риторикой мучившие его сомнения. Однако иногда они все-таки выплескивались на бумагу, и тогда оказывалось, что поэт-гуманист не хуже его самых демократических друзей понимает всю траги¬ческую двусмысленность своего положения при дворе ми¬ланских владык.
Но выхода для себя он не видел. Иллюзий станови¬лось все меньше, а от принципов Петрарка не отрекался. Он поселился в Милане не только потому, что там ему были созданы условия действительно очень благоприят¬ные для ученых занятий. Неудача переворота Кола ди Риенцо заставила его полностью разувериться в граждан¬ской доблести как «жирного», так и «тощего» народа. Однако даже она не смогла пошатнуть веры Петрарки в ценность, силу и историческую активность человеческой личности. Вот почему, когда ему пришлось выбирать меж¬ду купеческой Флоренцией и Висконти, он выбрал Джованни Висконти.
Петрарке, видимо, импонировала яркая фигура этого воина-архиепископа, сумевшего собрать подле себя кружок известных по тем временам литераторов. Он понимал, что Джованни Висконти — не Кола и не повернет Рим на «древний путь», но, видя в исторически изживших себя средневековых коммунах одну из главных причин граж¬данских смут и междоусобных распрей, раздиравших «его Италию», Петрарка, подобно многим своим современни¬кам, какое-то время связывал с самодержавной и антифлорентинской политикой правителей Милана свои националь¬ные надежды на создание в Италии сильного, единого государства. Потом он убедился, что и это иллюзия. После этого его пессимизм усилился.
Исторический пессимизм, прозвучавший в трактате «О средствах», для петрарковских произведений третьего пе¬риода довольно характерен. Он порождался противоре¬чиями общественно-исторического развития. Реальная дей¬ствительность гуманиста не радовала. «Что бы ни дово¬дили до нашего сведения труды историков и вопли тра¬гедий,— писал он,— все это ниже того, что мы видим своими глазами. Преступления, которые у древних счита¬лись достойными сцены, у нас стали повседневными по¬роками» (Sine nomine,).
«Власть погребена, свобода подавлена, и никогда не кончаются войны».
Неправильно было бы видеть в этом только ворчливое недовольство старею¬щего писателя временем, от которого он отстал. Даже самые горькие разочарования в Кола ди Рпенцо, в Джованни Висконти и других кандидатах на роль «Высокого духа» и национального мессии Италии не отвратили Пет¬рарку от общественно-политической деятельности и не сде¬лали из него аполитичного «абстрактного лирика». Он до конца жизни продолжал энергично бороться за то, что считал благом своей родины и своего народа. Об этом лучше всего свидетельствует публицистика «Писем».Слава Петрарки все время росла, и он использовал свой авторитет ученого и поэта для того, чтобы деятельно влиять на современную ему политику. Страстные призы¬вы к миру, раздавшиеся в канцоне «Моя Италия», реа¬лизовались в деятельности Петрарки-дипломата. Стараясь положить конец войнам между Генуей и Венецией, он, отправился в 1353 году со спе¬циальной миссией в республику св. Марка и там от име¬ни правительства Милана вел переговоры с Андреа Дандоло. В следующем, 1354 году, когда император Карл IV перешел Альпы, Петрарка приветствовал его как ми¬ротворца и пытался побудить императора последовать примеру Кола ди Риенцо , т. е. не только замирить Италию, но и объединить ее вокруг возрож¬денного Рима. Больше всего народ Италии хотел мира. Именно в тре¬тий период, когда его «Письма» стали расходиться по всей Италии, Петрарка сделался как бы воплощением но-вого общественного мнения, независимого от местных, партийных и узкосословных интересов.
В Милане Петрарка прожил до 1361 года. Потом он поселился в Венеции, городе, который, по его словам, был в то время «единственной обителью свободы, мира и справедливости, единственным прибежищем добродетели, единственной надежной гаванью, куда, убегая от свирепствующих повсюду бурь тирании и войн, стремил свои корабли всякий жаждущий доброй жизни».
В Венеции Петрарка провел шесть лет и покинул ее, оскорбленный какими-то юными философами-аверроистами, которых он потом высмеял в философско-полемическом трактате «О невежестве собственном и многих дру-гих людей».
Последние годы жизни Петрарки прошли в Падуе, где он был гостем Франческо да Каррара, и в Аркве, на Евганейских холмах. Там, «на небольшой красивой вилле, окруженной оливковой рощей и виноградником», он жил «вдали от шума, смут и забот, постоянно читая, сочи¬няя, славя бога и сохраняя, вопреки болезням, полнейшее спокойствие духа».
Петрарка сознавал значение сделанного и потому по¬нимал исключительность своего места в истории. «Я стою на рубеже двух эпох,— сказал он как-то,— и сразу смот¬рю и в прошлое и в будущее».
Будущее его не пугало. Он не знал раскаяний ста¬реющего Боккаччо, а когда тот посоветовал ему отказать¬ся от литературной деятельности, отдохнуть, уйти на покой и дать дорогу молодежи, искренне изумился. «О! — восклицал Петрарка,— сколь разнятся тут наши мнения. Ты считаешь, будто я написал уже все, или во всяком случае многое; мне же кажется, что я не написал ничего. Однако, будь даже правдой, что я написал немало, какой способ лучше побудит идущих следом за мной делать то же, что я, чем продолжать писать? Пример воздей¬ствует сильнее, нежели речи... Здесь уместно вспомнить слова Сенеки из письма к Луцилию. «Всегда,— говорит он,— остается достаточно, что надо сделать, и даже у тех, кто родится через тысячу лет после нас, будет случай добавить кое-что к сделанному нами».
Нет, Петрарка никогда не уставал будить умы и воз¬рождать в Италии новую культуру и новую жизнь — даже тогда, когда окончательно убедился в том, что его призы¬вы к «человечности» встречают отклик лишь у очень не-значительной части современного ему общества. Италия, в которой жил стареющий гуманист, продолжала оста¬ваться средневековой, а итальянцы, казалось, делали все, дабы «выглядеть варварами». Это его огорчало, но не приводило в отчаяние и не лишало сил. «Нет вещи,— писал он Боккаччо,— которая была бы легче пера и приносила бы больше радости: другие наслаждения прохо¬дят и, доставляя удовольствие, приносят вред, перо же, когда его держишь в руке, веселит, когда откладываешь — приносит удовлетворение, ведь оно полезно не только тем, к кому непосредственно обращено, но и многим другим людям, находящимся далеко, а порой также и тем, кто родится спустя многие столетия».
Он все время думал о том новом мире, во имя кото¬рого жил, работал, любил, писал стихи, и не поступился своей свободой.
Незадолго до смерти Петрарка сказал: «Я хочу, чтобы смерть пришла ко мне в то время, когда я буду читать или писать».
Говорят, что желание поэта-филолога осуществилось. Он тихо заснул, склонившись над рукописью.
Это случилось в ночь с 18 на 19 июля 1374 года.Последний период в жизни Петрарки был периодом под¬ведения итогов. Это был также период великих сверше¬ний. В Милане и Венеции Петрарка закончил и придал окончательную редакцию диалогам «Тайна», «Буколиче¬ской песни», «Стихотворным посланиям» и некоторым дру¬гим сочинениям, написанным им впору страстного увле¬чения античностью. Там же была начата дантовскими терцинами аллегорическая поэма на народном языке «Три¬умфы» (1356) и написаны два больших философских трактата «De remediis utriusque fortunae» («0 средст¬вах против счастья и несчастья», 1354—1360) и «De sui ipsius et multorum ignorantia» («О невежестве своем собственном и многих других людей», 1366). Разрыва ме¬жду вторым и третьим периодами в творчестве Петрарки не было. Главными произведениями третьего периода ста-ли латинские «Письма» и написанная на народном языке «Книга песен» («Канцоньере»), озаглавленная в автор¬ской рукописи «Rerum vulgarium fragmenta» («Отрывки вещей, написанных народным языком»).
Заключение
Возникновение гуманизма как особенного, достаточно сложного мировоззрения было связано с теми экономическими, социальными и политическими преобразованиями, которые происходили в средневековом городе, что вырвалось за рамки феодальной традиции. Одновременно изменялось мировоззрение его жителей – про окружающий мир, время, пространство, труд, место человека в мире; появилась новая система ценностей и новые культурные потребности. Изменялось и само представление про человека – он теперь не просто "посудина греха", как считалось в Средневековье, а, прежде всего "венец творения" Бога, а следовательно, владеет красотой и совершенством, стоящей восхищения и любви. Поэтому во противовес средневековому теоцентризму гуманистическая философия акцентирует своё внимание на человеке, его утверждении в современности, на свободе и образованности личности, в активной деятельности во имя счастья на Земле.
"Земное царство человека" и образ творца собственной судьбы – всегда были в центре внимания гуманистов. Опираясь на идею антропоцентризма, – мировоззрения, согласно которому человек является центром Вселенной и целью всех событий, которые происходят в мире – гуманизм рассматривал человека как главный предмет и цель науки. В нём органически переплетались идеи основы христианского вероучения, античная мудрость светски подходы в разных отраслях знаний. Как определяют современные философы, в широком толковании – гуманизм – прогрессивное направление в общественном мнении, признаком которого является защита достоинства человека, её свободы и права на всестороннее, гармоническое развитие.
Отдельные элементы гуманистической мысли были уже в творчестве поэта и мыслителя Данте Алигъери. Но настоящим основателем гуманизма и ренессансной литературы стал поэт Франческо Петрарка. Он развивал гуманистические идеи в стихотворениях (в 1341 г. был увенчан в Риме лавровым венком как самый выдающийся поэт Италии), в латинских прозаических произведениях, многочисленных письмах. Одним из центральных в этике Петрарки было понятие "гуманитас" (от латинского gumanitas – человеческая природа, духовная культура). Оно стало основой построения новой культуры, которая дала сильный толчок развитию гуманитарных знаний (особенно этики), отсюда и термин "гуманизм" (с XIX века). Петрарка бросил вызов схоластике, он критиковал её структуру, недостаточное внимание проблеме человека. Петраркой первым в главных чертах была начерчена программа становления новой культуры.
Использованная литература:
1. Левчук Л.Т., Грищенко В.С "Історія світової культури. Культурні регіони".
Вид. "Либідь", – К., 1997р.
2. Хлодовский Р.И. "Франческо Петрарка. Поэзия гуманизма". Изд. "Наука",
– М., 1974г.
3. "История искусства зарубежных стран: Средние века, Возрождение". Под
редакцией Несельштраус Ц.Г. Изд. "Изобразительное искусство",– М.,1982г.
4. Большая Советская энциклопедия, том 19. Под редакцией Прохоров А.М.
Изд. "Советская энциклопедия", 1973г.
5. "История искусства зарубежных стран", том 2. Издательство Академии
художеств СССР, – М., 1963г.